Том 2. Рассказы и пьесы 1904-1907 - Страница 177


К оглавлению

177

— Каждый раз, когда мы приходим, он смотрит на нас так, точно мы пришли убивать его. Как будто не умрет он и сам!

— Глупец!

— Это от старости. От старости все люди становятся глупы.

— Нет, это от жадности. Он рад был бы унести в могилу все. Он не знает, что в могилу человек уходит один.

— Почему вы так ненавидите нашего дорогого родственника?

— Потому, что он медлит умирать. (Громко.) Старик, почему ты не умираешь? Ты портишь нам жизнь, ты грабишь нас. Твое платье рвется и гниет, твой дом разрушается, твои вещи стареют и теряют ценность!

— Это правда, он нас грабит!

— Тише! Зачем кричать!

— Старик, ты обираешь нас!

— Но, может быть, дорогой родственник слышит нас?

— Пусть слышит! Правду всегда полезно слышать.

— Но, может быть, у него еще хватит силы составить завещание и лишить нас наследства?

— Вы думаете?

Натянуто смеются. Продолжают нежными голосами, громко, так, чтобы слышал Человек.

— Пустяки, он всегда был умным человеком, склонным к юмору, и прекрасно понимает шутку. Не правда ли, дорогой родственник?

— Конечно, мы шутили.

— Мы можем ждать сколько угодно. Нам только жаль его. Так грустно день и ночь сидеть одному перед потухшим камином, — не правда ли, дорогой родственник?

— Почему он не ляжет в постель?

— Так, маленькая причуда. На этой постели умерла его жена, и он никому не позволяет коснуться ни белья, ни подушек.

— Но время уже коснулось их!

— От них пахнет гнилью.

— Здесь отовсюду пахнет гнилью. (Нюхает.)

— Когда я подумаю… Нет, когда я подумаю, что в этом камине он непроизводительно жег целые бревна…

— А вы помните его бал? Наш милый родственник так сорил деньгами!

— Нашими деньгами!

— А вы помните, как он баловал жену, эту ничтожную женщину?

— Добавьте: которая обманывала его.

— Тише!

— У которой была дюжина любовников!

— Тише! Тише!

— Которая жила с лакеем! Да, со своим лакеем. Я сама видела однажды, как они переглянулись.

— Но она умерла! Не оскверняйте могил клеветою!

— Но это правда: я сама слыхала о том же.

— Бедный, обманутый глупец!

— Вы не замечаете украшений в его почтенной седине.

— Тише! Тише!

С возгласами «Тише! Тише!» переглядываются и тихонько смеются.

— Человек не имеет права думать только о самом себе. Когда я рассчитаю, сколько он мог бы нам оставить и сколько нам остается…

— Гроши!

— Нужно благодарить провидение и за то, что осталось. Наш почтенный родственник так небережлив.

— Взгляните на его халат: разве можно так обращаться с дорогими вещами.

— Вы думаете? Я не вижу отсюда, что это за материя.

— Подойдите осторожно и пощупайте пальцами. Это шелк.

Одна из женщин подходит к умирающему Человеку и, делая вид, что оправляет подушку, ощупывает материю. Все с любопытством следят за нею.

— Шелк!

Различными жестами Наследники выражают свое негодование.

Человек (на мгновение выходит из неподвижности и просит слабо). Воды!

Наследники. Что он говорит? Он слышал? Чего ему надо?

Человек. Воды! Бога ради, воды! (Умолкает.)

Несколько испуганные Наследники ищут воды, но не находят. Брезгливо-встревоженные голоса:

— Воды!

— Он просит воды!

— Да дайте же ему воды!

— Воды нет.

Все разом обращаются к спящей Сестре Милосердия, крича, приставляя руки ко рту в виде рупора:

— Сестра Милосердия!

— Сестра Милосердия!

— Сестра Милосердия!

— Вам говорят, Сестра Милосердия! Больной просит воды.

— Растолкайте ее. За что же ей платят деньги, если она все время спит!

— А если вы хотите такую сестру милосердия, которая бы не спала, то придется платить еще дороже. Разве вы этого не понимаете?

— Она очень устала. У бедной женщины так много работы!

— Пусть спит. У нее такой сон, что жаль его тревожить.

— Дорогой родственник, вы не можете подождать? Сестра очень устала и спит.

Человек не отвечает, и все снова рассаживаются по местам, полукругом. Слабый свет, озаряющий комнату, медленно гаснет — в углах встает мрак. Тяжело, откуда-то сверху, ползет мрак по ступеням, стелется по потолку, бесшумно липнет к каждому углублению.

— Он успокоился. Бедный!

— Как темно! Господа, вы не замечаете, как темно?

— Когда я подумаю, что так, перед камином, он может просидеть еще долго — недели, месяцы, мне хочется схватить его за тощую шею и удушить.

— Позвольте: вы так беспокоитесь о наследстве, а вместе с тем я не знаю, кто вы?

— И я не знаю! И я!

— Вы просто человек с улицы: какое вы имеете право на наследство?

— Я такой же наследник, как и вы.

— Нет, сударь, вы мошенник!

— Нет, это вы мошенник!

— Тише! Тише!

— Его надо выгнать! Вон!

— Вы все мошенники!

— Тише! Вы разбудите его!

Яростно оскалив зубы, грозят друг другу сжатыми кулаками.

— Господа, свет гаснет! Я почти не вижу лиц.

— Надо уходить. Еще один погибший день!

— Надо уходить.

— А я останусь. Я не пойду отсюда. Это мой дом. Мой, мой, мой!

— Вас съедят здесь крысы.

В исступлении:

— Это мой дом — мой, мой, мой!

— Одна седьмая часть, господин наследник с улицы, во всяком случае не больше как одна седьмая часть.

— Это мой дом! Мой!

— Господа, темнеет.

— Спокойной ночи, дорогой родственник!

177