Том 2. Рассказы и пьесы 1904-1907 - Страница 168

168

Вдоль стены, на золоченых стульях, сидят гости, застывшие в чопорных позах. Туго двигаются, едва ворочая головами, так же туго говорят, не перешептываясь, не смеясь, почти не глядя друг на друга и отрывисто произнося, точно обрубая, только те слова, что вписаны в текст. У всех руки в кисти точно переломлены и висят тупо и надменно. При крайнем, резко выраженном разнообразии лиц все они охвачены одним выражением: самодовольства, чванности и тупого почтения перед богатством Человека.

Танцующие только в белых платьях, мужчины в черном. Среди гостей черный, белый и ярко-желтый цвета.

В ближнем углу, более темном, чем другие, неподвижно стоит Некто в сером, именуемый Он. Свеча в его руке убыла на две трети и горит сильно желтым огнем, бросая желтые блики на каменное лицо и подбородок Его.

Разговор гостей

— Я должна заметить, что это очень большая честь — быть в гостях на балу у Человека.

— Вы можете добавить, что этой чести удостоены весьма немногие. Весь город добивался приглашения, а попали лишь весьма немногие. Мой муж, мои дети и я, мы все весьма гордимся честью, которую оказал нам глубокоуважаемый Человек.

— Мне даже жаль тех, кто не попал сюда: всю ночь они не будут спать от зависти, а завтра станут клеветать про скуку на балах Человека.

— Они никогда не видали этого блеска.

— Добавьте: этого изумительного богатства и роскоши.

— Я и говорю: этого чарующего, беззаботного веселья. Если это не весело, то я желала бы видеть, где бывает весело!

— Оставьте: вы не переспорите людей, когда их мучит зависть. Они вам скажут, что вовсе не на золоченых стульях мы сидели. Вовсе не на золоченых.

— Что это были самые простые, дешевые стулья, купленные у торговца старыми вещами!

— Что вовсе и не электричество нам светило, но простые сальные свечи.

— Скажите: огарки.

— Дрянные плошки. О, клевета!

— Они будут нагло отрицать, что в доме Человека золоченые карнизы.

— И что у картин такие широкие золотые рамы. Мне кажется, будто я слышу звон золота.

— Вы видите его блеск, этого достаточно, я думаю.

— Я редко наслаждаюсь такой музыкой, как на балах Человека. Это божественная гармония, уносящая душу в высшие сферы.

— Я надеюсь, что музыка будет достаточно хороша, если за нее платят такие деньги. Вы не должны забывать, что это лучший оркестр в городе и играет в самых торжественных случаях.

— Эту музыку долго потом слышишь, она положительно покоряет слух. Мои дети, возвращаясь с балов Человека, долго еще напевают мотив.

— Мне иногда кажется, что я слышу ее на улице. Оглядываюсь и нет ни музыкантов, ни музыки.

— А я слышу ее во сне.

— Мне особенно нравится то, должна я сказать, что музыканты играют так старательно. Они понимают, какие деньги им платят за музыку, и не желают получать их даром. Это очень порядочно!

— Похоже даже, будто они сами вошли в свои инструменты: так стараются они!

— Или, скажите, инструменты вошли в них.

— Как богато!

— Как пышно!

— Как светло!

— Как богато!

Некоторое время в разных концах, отрывисто, звуком, похожим на лай, повторяют только два эти выражения: «Как богато!», «Как пышно!»

— Кроме этой залы, у Человека в доме еще пятнадцать великолепных комнат, и я видела их все. Столовая с таким огромным камином, что в нем можно жечь целые деревья. Великолепные гостиные и будуар. Обширная спальня, и над изголовьем у кроватей, вы представьте себе, — балдахины!

— Да, это изумительно. Балдахины!

— Вы слышали: балдахины!

— Позвольте мне продолжать. Для сына, маленького мальчика, прекрасная светлая комната из золотистого желтого дерева. Кажется, что в ней всегда светит солнце…

— Это такой прелестный мальчик. У него кудри как солнечные лучи.

— Это правда. Когда посмотришь на него, то невольно думаешь: ах, неужели взошло солнце!

— А когда посмотришь в его глаза, то думаешь: ах, вот уже кончилась осень и опять показалось голубое небо.

— Человек так безумно любит своего сына. Для верховой езды он купил ему пони, хорошенького, светло-белого пони. Мои дети…

— Позвольте мне продолжать, я прошу вас. Я уже говорила про ванну?

— Нет! Нет!

— Так вот: ванна!

— Ах, ванна!

— Да. Горячая вода постоянно. Дальше кабинет самого Человека, и там все книги, книги, книги. Говорят, что он очень умный, и это видно по книгам.

— А я видела сад!

— Сада я не видала.

— А я видела сад, и он очаровал меня, я должна в этом сознаться. Представьте себе: изумрудно-зеленые газоны, подстриженные с изумительной правильностью. Посередине проходят две дорожки, усыпанные мелким красным песком. Цветы — даже пальмы.

— Даже пальмы.

— Да, даже пальмы. И все деревья подстрижены так же: одни как пирамиды, другие как зеленые колонны. Фонтаны. Зеркальные шары. А в траве среди ее зелени стоят маленькие гипсовые гномы и серны.

— Как богато!

— Как роскошно!

Некоторое время отрывисто повторяют: «Как богато!», «Как роскошно!»

— Господин Человек удостоил меня чести показать свои конюшни и сараи, и я высказал полное одобрение содержащимся там лошадям и экипажам. Особенно глубокое впечатление произвел на меня автомобиль.

— Вы подумайте: у него только семь человек одной прислуги: повар, кухарка, две горничные, садовники…

— Вы пропустили кучера.

— Да, конечно, и кучер.

— Да, сами они ничего уже не делают. Такие важные.

— Нужно согласиться, что это большая честь — быть в гостях у Человека.

168